Читать книгу "Лекарство от долгой жизни. Серия «Невыдуманные истории на ночь» - Ольга Ракитина"

— И куда же именно? — не понял Антонин.

— Ко мне, в Санкт-Петербург, в «Общество взаимного поземельного кредита», покупать там большой ломоть земли с дисконтом. Я буду её ждать и, надеюсь, сумею предложить ей неожиданную комбинацию.

13

Аристарх Резнельд как-то назвал Шумилова «паяцем», и в этот вечер Алексей Иванович именно таковым себя и ощущал. Более чем за два часа до бенефиса совершенно ему неизвестной (но по общему мнению чрезвычайно одарённой) актрисы Арсеньевой он уже облачился в накрахмаленную французскую рубашку и затянул на шее батистовую бабочку. В условиях ростовского климата соблюдение этикета в одежде превращалось в сущую пытку. За полтора часа до начала представления он заехал к Александре Егоровне Максименко, дабы сопровождать её в театр. И только тут с удивлением узнал, что правила хорошего тона в понимании местного купечества не велят приезжать к началу представления. Уважающие себя деловые люди, как вскоре убедился Шумилов, имели обыкновение опаздывать на десять минут или даже четверть часа, встречаться в фойе, шумно приветствуя и обнимая друг друга, затем проходить в купеческую буфетную, где они проводили всё первое отделение, переходя от столика к столику и обсуждая последние новости.

Театральные буфетные оказались привязаны не к стоимости проданных билетов, а к сословной принадлежности посетителей и условно именовались «дворянской», «купеческой» и «разночинной» или «бесклассной». Александра Максименко не без самодовольства рассказала Шумилову, что «купеческая» буфетная намного лучше «дворянской», как обстановкой, так и поварами. Алексей Иванович увидел помещение, весьма напоминавшее дорогой ресторан, с полной сервировкой столов и обилием сложных горячих блюд в меню. Представители торгово-промышленной элиты города здесь сытно и вкусно кушали, не забывая отдать должное изысканному спиртному. Зал вполне приличных для буфета размеров — на восемнадцать столов — был занят весёлыми парочками и компаниями более чем наполовину. У Шумилова закралось подозрение, что все эти люди явились в театр с единственной целью хорошо пообедать.

Александра Егоровна не стала отставать от окружающих и попросила холодной телятины с шампанским. Таких посещений театров в жизни Шумилова ещё никогда не было.

Появление Александры Егоровны в сопровождении неизвестного местной публике мужчины не осталось незамеченным. Алексей Иванович очень скоро понял, что госпожу Максименко здесь знали многие, причём демонстрировали отношение к ней в высшей степени уважительное. Не прошло и пяти минут, как официант принёс «от стола Абрама Ефимовича с выражением глубокого почтения-с передачу-с». «Передача» оказалась бутылкой шампанского «veuve Clicquuot», а сам Абрам Ефимович с поклоном поднял рюмку коньяку. Затем была поднесена ещё одна бутылка шампанского; жёлто-золотистый «Ruinart» прислал представительный мужчина с золотой цепью через всё брюхо в палец толщиною. Шумилов стал всерьёз опасаться, что посещение театра на языке Александры Максименко — всего лишь эвфемизм, равнозначный понятию «напиться». Ибо выпить три бутылки шампанского в первом отделении спектакля, по его мнению, было явным перебором.

Никто к их столику не подходил, хотя многие издалека кланялись Александре Егоровне и, видимо, живо обсуждали её. Шумилова рассматривали пристрастно, он чувствовал на себе взгляды многих глаз, и это было чрезвычайно неприятно; однако он стоически играл роль ничего не замечавшего ухажёра, прекрасно понимая, что именно с этой целью хитрая вдовушка устроила весь этот «выход в свет». На его счастье поднесённые бутылки не были открыты, Александра Егоровна распорядилась передать их слуге, дожидавшемуся перед театром в коляске. Вдовушка пребывала в прекрасном расположении духа, беспрестанно щебетала, рассуждая по большей части о сущих безделицах и отвлечённых материях, в которых мало что смыслила.

Шумилов надеялся, что, пройдя в зал, Александра Егоровна усмирит фонтан красноречия, но надежде этой не суждено было сбыться. Усевшись во время антракта в ложе, она принялась рассказывать ему о наиболее примечательных людях, замеченных в зале, но все её характеристики сводились к сентенциям типа, «тот весьма и весьма состоятелен», а «этот чрезвычайно богат». Шумилов отделывался более или менее односложными ответами и чувствовал себя в обществе этой женщины совершенно не в своей тарелке.

Сама госпожа Арсеньева, может быть, и была актрисой чрезвычайно одарённой, но Шумилов этого понять так и не смог, поскольку у Александры Егоровны во втором отделении открылась сначала отрыжка, а затем икота. Видимо, холодная телятинка с шампанским легли в желудке не совсем так, как должны были. Впрочем, Александра Егоровна отнеслась к этому досадному происшествию с завидной толикой самодовольства и нисколько не смутилась; Шумилов же от приключившегося конфуза испытал куда большее смущение, нежели она сама. Не дождавшись окончания второго отделения, Александра увела Шумилова покататься по городу. Алексей истолковал предложение покататься таким образом, что вдова пожелала привнести в их общение романтическое настроение, и заподозрил, что этим вечером с её стороны должны последовать намёки, либо открытые предложения, интимного свойства. Все попытки Алексея Ивановича навести разговор на обсуждение вопроса о покупке земли оказались безуспешны: Александра Егоровна отшучивалась и не желала говорить на эту тему. Из этого Шумилов заключил, что данный вопрос с ним будет обсуждать вовсе не она; в ближайшее время, возможно, прямо этим вечером, должен будет проявить себя подлинный инициатор этой сделки, тот человек, о существовании которого Шумилов подозревал, но знаком с которым до сих пор не был. Алексей Иванович считал, что таковым лицом является мать Александры Варвара Андреевна Протасова.

Во время прогулки была опорожнена вторая бутылка шампанского, и это добавило голове хмеля, а рукам смелости. Вдова вела себя на удивление шустро, словно была не обладательницей миллионного состояния, а обычной кафешантанной певичкой, отправившейся на прогулку с дарителем дорогого букета. Она откровенно прижималась к Алексею Ивановичу, перепачкала его светлый пиджак губной помадой и тушью, хватала руками за брючный ремень и вообще вела себя с ним так, словно они уже давно были любовниками. Александра Егоровна явно форсировала события, только Шумилов не мог понять, от чего именно: то ли оттого, что вопрос со сделкой требовал безотлагательного решения, то ли этот самый вопрос был всего лишь оправданием для очередной интрижки беспутной вдовушки.

Когда они подъехали к дому, Александра Егоровна развязно предложила Шумилову «зайти и допить шампанское». По мере движения по комнатам энергичная вдова теряла предметы своего туалета — перчатки, веер, туфли, сумочку — и в одной из неосвещённых комнат она предприняла решительную атаку на Шумилова. Алексей Иванович сначала был притиснут к стене, а затем повален на рядом стоявший диван. Александра Егоровна явно преследовала самые решительные цели, и Шумилов даже подумал, не стоит ли ему уступить женскому натиску? Соблазн унизить таким образом Аристарха Резнельда был очень велик, но Алексей Иванович предпочёл не использовать благоприятную ситуацию прежде всего потому, что не верил в искренность Александры Егоровны и подозревал, что сцена его общения с нею на диване протекает на глазах постороннего лица, возможно, даже не одного.